["висел и не раскаялся" (с)] [Так тому и быть: Да значит да; От идущего ко дну не убудет; А в небе надо мной все та же звезда; Не было другой и не будет.(c)]
к рассказу... или чему-то еще. Вобщем, вот.
Они шли так, словно весь Город принадлежал им одним. Одинаково одеты – темная форма, конечно, форма, что же еще. Непривычно, он не страшно, вернее – не это страшно. Что-то другое, что-то… Да что же?! Кто это?
- Полиция. Парень, ты откуда такой?
Улыбнуться. Улыбайся же, кретин!
- Как хорошо Вы думаете о нашем добром мире! По-вашему на Окраине полицейские тоже ходят в форме?
- А, вот ты кто… - Толстячок смотрит на меня до смешного покровительственно, словно уж он-то живет в самом что ни на есть Центре! А на деле… А вот на деле этот симпатяга в нелепой шляпе колокольчиком здесь всего-то третий раз в жизни. Но так даже к лучшему: он не подозревает во мне чужака. Слава Богу.
- А здесь ты что делаешь? – Интерес вполне безобидный. И выдает провинциала с головой: я уже знаю – старожилы Центра культивируют сдержанность.
- У меня здесь тетка, а у тетки – дочка… - От моей милой улыбки у меня свело щеку, но она необходима, эта улыбка: она моя единственная защита и единственное оружие в этой жизни. Единственное, но действенное, по крайней мере – пока. Вот, и толстячок купился – тоже улыбается до ушей. А уж хитро-то как!
- Молодец, парень! Ох, ты и жук! Дочка-то хоть хорошенькая?
Я не умею краснеть, поэтому отвожу глаза. В сочетании с моей улыбочкой это выглядит, как «милая застенчивость влюбленного провинциала» – именно то, чего толстячок от меня и ожидает. Он хлопает меня по плечу:
- Ну, удачи тебе, модник! – и поясняет: - Очки у тебя классные – самая модная штучка в этом сезоне!
- Спасибо, мне тоже нравятся… - бормочу я, и толстячок, вполне довольный беседой, уходит, даря мне на прощание свою мысль: «Ну, дочку эту он быстро окрутит! Вон какой синеглазый, девки таких любят…» Синеглазый… О, черт! Все-все, успокойся! Он уже ушел.
И эти прошли. Полиция. Ох, да что же так!… Выворачивает просто. Я не трус, но… Но это выше моих сил! Те, кто создал меня, неужели они не подумали о такой простой вещи? Неужели вы не подумали? Вы были так щедры ко мне, Создатели… Я могу раствориться в толпе, как соль в воде, я могу влюбить в себя любого, я могу уловить все тайные желания, настроения и мысли и я никогда не обману чужих ожиданий, но, Создатели мои, неужели война ничему вас не научила? Неужели вы так и не поняли, что в мире людей не эмпатия нужна, а защита?! Броня. Изнутри и снаружи. Чем мне защитить себя здесь? улыбкой? Или этими дымчатыми стеклами, каждое из которых я готов расцеловать?… Ведь они спасли меня сегодня. Пригасили рвущееся из глаз синее пламя – клеймо моей непохожести. Я неуязвим, но лишь до тех пор, пока спокоен. Пока сердце не взламывает ребра от страха или счастья. До тех пор, пока мои глаза остаются темными.
Они напугали меня. Не могу понять, чем именно, да и не стоит думать об этом сейчас. Я еще не один, не за запертой дверью, так что первым делом нужно успокоиться. Отдышаться. Осторожность – тоже своего рода защита. Особенно, если нет никакой иной.
***
Как все оказалось легко и просто! Вы были правы, Создатели мои: для той цели, ради которой я здесь, ваши дары подходят лучше всего. Милая улыбка, гибкое тело, искушенное в ласках – смешно так говорить о самом себе, но… Это ведь не совсем я, это… У людей я нашел подходящее слово – арсенал. Набор оружия и прочих штучек. Так что и улыбка, и тело – лишь только арсенал, только орудие. А я… Не знаю. Не знаю.
Я родился на стыке созвездий. На переломе. Сколько символики вокруг одного меня! Может, так и надо? Чтобы с самого начала помнил: я – Полукровка. Кажется, это обстоятельство должно было, по идее моих Создателей, сделать меня «своим для всех», но… Наверное, я – дефектный экземпляр, ха! С самого начала я помнил о том, что я – Полукровка, и с самого начала ощущал себя для всех – чужим. Мама не хотела, чтобы я родился. Нет, не так, зря я на нее наговариваю. Она, конечно же, хотела, но – дочь. Извечный материнский инстинкт – защитить свое дитя, особенно – еще не рожденное, особенно – от той участи, что меня ожидала. Участи… Но какой? Как назвать меня - воин? Смешно. Я не воин, но участвую в войне. Разведчик? Тоже не подходит – что я такое разведываю в Доме Развлечений, эротические пристрастия горожанок, что ли?… Тоже не то. Я… Я – пробный камень, эксперимент, попытка, не больше. Хотя, куда уж больше! Когда подбирали мне имя, искали то, что ближе всего к именам людей. Эти имена редко несут какой-то смысл, вернее, раньше наверняка несли, но с течением времени утратили его. Мое имя… Так вышло случайно, и все же… Мое имя переводится на язык сирен, на ваш язык, Создатели мои… На тот язык, что я – с рождения! – считал своим. На этом языке мое имя означает – надежда.
Я – надежда.
***
- Это сенсация, господа! Такого вы еще не видели, верите ли, я готов подарить его своей жене на день рождения!
- Однако… А Вы не боитесь, что…
- Господа! Это не человек, это мечта! Страшно жалко, что у него нет сестренки – такая девочка была бы украшением любого Дома!
- А мальчик что, хуже?
- О, что Вы! Но представьте, как работала бы такая пара!
- Вы заинтриговали меня. Он выступает сегодня, не так ли?
- Да, конечно. Он выступает каждый день.
«Он» – это я. Это я выступаю – сегодня и каждый день. О, как вы были правы, Создатели мои! О, как страшно вы были правы… Страшно? ну уж нет! Прекрасно. Великолепно! Я иду. Сегодня – большой день, Дом представляет новую программу. Мы должны не просто понравиться, мы должны покорить всю публику, всех и каждого! Женщин, многие из которых выберут меня, мужчин, которые решат подарить меня своим подругам, словом – всех. Вы ведь этого хотели, Создатели мои!… Самое смешное, что и я не против.
Я иду. Я – надежда, ставшая чужой мечтой.
Я был создан с одной целью – проверить, можно ли победить в войне, не воюя. Мы – я говорю так только о сиренах, ведь «мое племя», полукровки, уже стали прошлым, частью легенд и страшных сказок – мы не в состоянии вести войну по законам людей, мы совершенствовали самих себя, а не свое оружие. Сирены слишком тесно связаны друг с другом, в этом и сила их, и слабость: знания одного могут быть доступны всем, радость одного разделят все, но и смерть одного отзовется в каждом… Мы… Они… Нет, я не знаю, как сказать. В чем-то мы сходны, но в чем-то и различны – все же я не вполне сирена, да и человек из меня… Как минимум странный. По идее эти странности должны играть мне на руку, но… Бывает по-всякому. Создатели мои… Был ли я и для вас чужим? Или во мне вы видели только орудие? Никогда не посмею спросить вас об этом! Ведь это всего лишь страх, порожденный непониманием – не более того. Тут я похож на людей – разделенных и потому всегда одиноких. С самого рождения. В этом и слабость их, и сила: чувства одного закрыты от другого, любую мысль, любое душевное движение необходимо облекать в слова, несовершенные понятия, значение которых различны для всех… Но и боль одного не заденет других… Такая вот странная свобода…
***
О нем знали только одно – он фантастически хорош. И внешне, и на сцене, и – главное – в постели. Одна из многих женщин, кто был с ним, делясь впечатлениями с приятельницей, обронила, мол, этот парень не может быть настоящим, он больше похож на сладкий сон. «Или, вот,» – добавила она, - «раньше, говорят, в лучших Домах работали такие специальные создания – их еще называли полукровками, может, из-за сирен, но они, говорят, такое умели!… Вот и об этом пареньке можно будет дочкам сказки рассказывать. Чтоб завидовали!» Кто знает, как и из чего складываются легенды? Но Марис, «золотой мальчик», «мечта, а не человек» и т. д., за короткий срок успел стать почти легендой среди обитателей Восточного Центра. Как, впрочем, и Северного. Разве что на Окраинах, где людям в большинстве своем не хватало времени и денег для посещения Домов Развлечений такого класса, еще не слышали о «диковинке из «Радуги»! Дом Развлечений «Радуга» славился тем, что «здесь Вам предоставят весь спектр наслаждений», и те, кто (в силу разных причин) не мог рассчитывать на физическую близость с Марисом, приходили в восторг от его пения и игры на флейте. Словом, были все условия для того, чтобы на Мариса началась «мода», причины возникновения которой порой не менее причудливы, чем у какой-нибудь легенды.
***
- Марис! Ты чего так сидишь? Эй, что с тобой?
- Нора? Скажи… Скажи, что я сегодня не выйду…
- Ты с ума сошел?! Марис, ты сошел с ума? Как это – ты не выйдешь? Ты что, заболел?
- А?… Д-да…
- Что с тобой?
- …Голова болит.
- Так сильно?
- Жутко. Глаза открыть больно.
- Знаешь, а давай я тебе таблетку принесу, а? Классное средство, мне за пять минут помогает! А то там уже полный зал, а ты же у нас – гвоздь программы…
- А кто пришел?
- Да полно народу! Ну, издатель с женой, потом, директор третьей верфи – эта тетка на тебя еще с прошлого раза запала, помнишь? Ну, кто еще… Аристократия всякая, потом эти, как их… Не помню, короче – тоже шишки. А, еще три полицейских чина, двое – какие-то новенькие, а одного я знаю, козел такой старый, вечно со своим зарядником шляется, даже в постель с собой эту пакость берет, представляешь?
- Зарядник? Штырь такой белый, да?
- Н-ну да… Блин, Марис, ты как будто вчера родился! «Штырь, белый»… Штырь – это ручка, ну, рукоятка, там всякие батарейки, эти, как их… Элементы питания, вот! А рабочая часть – это такая длинная, вроде кнута, штука… Правда, она, если надо, как-то закрепляется, тогда зарядником можно метра за три человека достать…
- Человека?
- Ма-а-рис! Ну, не притворяйся ты, а? Или ты…
- Я не притворяюсь, Норочка, я тебя не слышу почти. Что ты там про таблетку говорила?
- Ой, я балда! Прости ради Бога, я уже бегу. Потерпи, одну секундочку!
...Зарядник, значит. За три метра человека можно достать… Ну-ну. Не знаю, что насчет человека, а вот меня достать получилось и с большего расстояния! Все же моя эмпатия меня в итоге и доконает. Но – спасибо Норе – сейчас уже не так страшно. Смешное я существо! стоит разложить страх на составляющие, и мне уже легче. Да, намного легче, думаю, что можно будет не беспокоиться по поводу выступления. Теперь я не боюсь – значит, и на сцене не испугаюсь. Тогда, еще «до всего», когда я только обживался в Городе, да, точно, когда нарвался на толстячка в шляпе-колокольчике, меня ведь именно эти зарядники напугали… Белые штыри, матово-белые, как высушенная кость. Не форма, не строй – зарядники. И – лица. А сегодня что? Наверное, сначала лица, а уж потом я и зарядники разглядел… Но – к черту всю эту канитель! Мне скоро на выход!
- Норочка, кто сейчас на сцене?
- Ожил? Может, все-таки возьмешь таблетку? А на сцене… Айша с Леей. Вернее, Лея с Айшей. Тогда я пойду, а то после них девчонки танцуют, а я еще второй глаз не накрасила.
- Конечно! Спасибо тебе, Норочка!
- За что? Смешной ты, Марис!
Норка… Это кто еще из нас смешнее! «Айша с Леей» - естественно, в ее возрасте белая питониха Айша важнее Леи, с которой они гримерку делят! Ну, а после девочек уже и мое время подойдет, так что... Где тут мои шмотки?
«Радуга», как и прочие Дома такого уровня (еще пять, если говорить точно: «Розовый Сад», «Ярмарка», «Звезда», «Нагой Ангел» и «Колесо Превращений»), была целым комплексом: не только залы (для танцев и - отдельно - для выступлений), ресторан и «приватные комнаты», но и квартиры для артистов, предоставляемые за вполне приемлемую плату - 2% от заработка. 12 квартир в две или три комнаты со всеми необходимыми удобствами располагались на двух последних этажах здания Дома, но заняты были только шесть, так как большинство артистов, жители Восточного Центра, предпочитали собственное жилье, более комфортное - или более привычное. Семеро обитателей шести квартир пользовались «гостеприимством» Дома по разным причинам. Для Леи, у которой была еще квартира в Южном Центре, причиной стала ее «коллега» - белая питониха Айша: ездить с такой зверюшкой каждый день на работу весьма проблематично, а оставлять Айшу неделями без присмотра... Рискованно, особенно если учесть, в каком «тесном контакте» проходят выступления! Семнадцатилетняя Нора сбежала из-под родительской опеки, танцовщицы Юта и Марэн - от соседей, невзлюбивших эту парочку; Алеф, иллюзионист, и виолончелист Йорган просто экономили на аренде, а Марису, по его собственным словам, было «все равно, где жить, лишь бы не на Окраине». Днем, в свободное от репетиций время, народ собирался в холле верхнего этажа. Играли в карты, болтали, порой даже отмечали дни рождений, словом - общались. Почему-то самой частой темой разговоров были воспоминания детства - странно, но даже Норе было, о чем вспоминать, хотя уж ее-то детство даже и окончиться толком не успело! И еще одна «странность» - Марис в основном слушал, хотя для жителей Центра прошлое «человека с Окраины» представлялось чем-то необыкновенным и очень романтичным. Его пытались разговорить, но почти без успеха: Марис только отшучивался. Та часть Города, где, по собственным словам, Марис жил до переезда в Центр, - Юго-Восточная Окраина - была наиболее беспокойным местечком мегаполиса. Там постоянно вспыхивали какие-то беспорядки, одни группировки выясняли отношения с другими; муниципалитет там периодически что-то перестраивал (зачастую - без толку), словом - Юго-Восточная Окраина не являлась идеальным местом для жизни. Особенно - для существа, подобного Марису.
- Нет, ты все-таки расскажи, как ты там жил?
- Обыкновенно. Поверь - совершенно обыкновенно. Только гораздо скучнее, чем теперь.
- Не верю! Там же всякие... Банды, прочее... А ты был в банде? Марис, скажи, был?
- Вот еще. Да и кто бы меня взял? Норка, все эти романтические сказки...
- Почему сразу - сказки?
- Потому. На Окраинах такая же жизнь, как и везде... Почти такая же. Только больше грязи, скуки и канители, а так...
- Ну, Марис, на вас глядя, про грязь как-то не думается... Ваши аристократические манеры...
- Спасибо, конечно, но... Мне просто повезло.
- В чем?
- Ой, Марис, а может, ты - незаконнорожденный принц?
- Норка! Сказок меньше читай!
- Да ладно тебе, Юта! Может, это правда! Марис, скажи, я угадала?
- Нет, конечно. Что за ерунда! Откуда в наше время принцы? Хотя я, конечно могу ручаться только за мамину линию...
- Что за «линия»?
- ...Линия родословной, Йорган... Так что в одном ты права, Норка, я действительно незаконно-рожденный, но уж точно - не принц. А повезло мне с учителем, и весь мой аристократизм - только его заслуга. Его школа танцев была самой лучшей на Юго-Востоке... Если бы не пьянство - не я учился бы в его школе, а детишки из Центра! А так...
- А как звали твоего учителя? А то мой тоже здорово прикладывался, потом и класс его закрыли. Может, он и тебя учил?
- Вряд ли... Ты ведь из Центра, Юта? К тому же, когда ты училась, я уже сам учил...
- Ты?
- Недолго. На Окраине танцы и хорошие манеры мало кому нужны. Это же - не боевые искусства! Так что я постарался перебраться в Центр, и, как видите, мне повезло. И вот я здесь!
- Мало кому из ваших так везет.
- Да, это верно, Вы правы, Йорган. Большинство как-то незаметно пропадает... Или - пополняет ряды обитателей Портовых Кварталов, ну... Что тут сказать? Люди с Окраин на многое готовы, лишь бы не возвращаться. Так что, видишь, Норочка, никакой особой романтики! А теперь простите, господа, я вас покину.
Не сейчас! Все хорошо, я спокоен, я легко улыбаюсь, я иду, а не бегу, все хорошо... Наши, молодцы, ни задерживать не стали, ни спрашивать. Мы, чужие игрушки, ценим и уважаем потребность в уединении - и не только свою, ведь не так уж часто оно нам достается! Вот так. И дверь запереть. Никого? Ну, конечно же, кому бы тут быть, кроме одного идиота... Вот и... о, Боже! На диван, да, вот так и лежи... Идиот! Какой же я идиот! Дур-рак, тупица! «Наследственная линия», ты бы им еще про хромосомный набор рассказал!... Мальчик, блин, с Окраины! А учитель? Еще бы Юта не спросила - счастье хоть, что я имени не назвал! Марис, ты идиот! если уж забираешься в чужие души, то головой своей-то думай!... Ох, да что же так... даже не вздохнуть! И успокоиться не получается - заколдованный круг какой-то!.. Ладно, ладно, все уже... Да и не так уж плохо в итоге получилось! «Линия родословной», а что? вполне подходящая для провинциала речевая ошибка... А то нашли, понимаешь ли, аристократа! «Незаконнорожденный принц» - ну, Норка! Кто бы мог подумать...
Да, Создатели мои, это была хорошая идея: «мальчик с Окраины» - никто, ничто и звать никак... А главное - никаких «знакомых из прошлой жизни», гарантировано. Оно и понятно: там такой муравейник!... Подумать только - до чего романтические ходят о нем легенды... И до чего, оказывается, всем теперь любопытно послушать про мое «Окраинное детство»... Насочинять им, что ли , чего-нибудь... Ладно! насочинялся уже! Впрочем, можно что-нибудь придумать - на всякий случай, в тишине и покое, что-нибудь нейтральное и неприметное. Может, после этого наших перестанет интересовать мое детство...
Мое детство... Мое настоящее детство... Как о нем рассказать? О прекрасных островах далеко в океане, о подводных городах, о звездах и дельфинах, о том, как пахнет ветер на рассвете, о мелководье, просвеченном насквозь полуденным солнцем, о невероятных оттенках закатного неба... И об одиночестве. О полном одиночестве, столь полном, что иного способа жизни себе и не представляешь... И даже не мечтаешь об иной доле - потому, что не знаешь, что это - иное!... Помните, Создатели мои, вы учили меня тому, что сиренам с рождения - как дыхание! - свойственно: входить в «хоровод» объединенного сознания... Помните? я - помню. Жуткую панику, когда почувствовал первое прикосновение чужого разума, чужой души; свои нелепые, робкие попытки удержаться, удержать - так неопытный пловец, судорожно закидывая голову, бьется в волнах, цепляясь за скользкую доску... Я не говорил вам, но я помню: чью-то - я не знаю, чью, и не хочу знать! - брезгливость, словно для этого кого-то я был выброшенной на берег медузой, жалкой и противной... Тогда я не удержался в общем «хороводе» - меня вышвырнуло вон... Наверное, тогда я понял, что обречен быть чужим - даже для вас, Создатели мои! Даже для вас... Вы не помните? - я помню: ребенок одиннадцати лет, с уверенной улыбкой говорящий: «В следующий раз я продержусь дольше!»... Поверили ли вы моей улыбке?...
Нет, я не плакал - ни тогда, ни потом, в тот «следующий раз», когда и войти-то не получилось из-за страха вновь почувствовать себя медузой на берегу... Нет, я не плакал. Эта боль оказалась уже - за пределом слез...
Конечно, я научился - трудно и медленно, с потом и кровью, но - научился входить в «хоровод» самостоятельно. Я и сейчас могу, если станет совсем уж тяжело, позвать, попросить о помощи. Да, я могу и у меня есть на это право, но я не воспользуюсь им - разве что умирать буду! Нет, не из страха. И не из гордости - что мне гордость! перед вами я всегда был и останусь «всего лишь Полукровкой», вечным учеником, не более... Просто - в память об одном дне. Дне, когда я в первый раз прошел весь «хоровод». Какой это был восторг, какое счастье: я могу и я - не один!
Сначала - могу, а потом - волной, приливом, крылом рассвета: не один! Я больше не чужой - что еще мне могло быть нужно! Разве что - то последнее прикосновение,... когда иная, но самая близкая, самая родная мне в тот миг душа коснулась меня - словно по голове погладила: «Молодец, малыш. Ты здорово вырос, дружище, ты здорово вырос!» - и всё... Ради счастья этого воспоминания я выдержу все, что угодно! Все, что угодно, Создатели мои. Я выдержу.
***
Вечер. Абсолютно обособленное время, словно длинное тире между суетными деловыми днями. Вечер и ночь, что идет следом - дивной феей в сверкающем плаще или уютной пушистой кошкой на мягких лапах - кому что! Но вечер - это вход в иной мир, разный, но необходимый всем мир снов и фантазий, мир передышки, мир бегства от реальности - хоть какого-то! Вечер. Он уже здесь, дверь открыта, входите! Это - только ваш вечер, ваш иной мир, вы свободны в нем! Конечно, если вы - свободны...
А для тех, кто делает вечер - вечером, праздником, иным миром, что ж, для этих есть иные утешения. Подсчитывать выручку, например, или срывать аплодисменты... Или - просто наблюдать за пестрой переливающейся толпой, что проходит мимо... Кому что!
(Она прекрасна. Это – мой счастливый дар, умение, свойственное мало кому из людей и абсолютно естественное для моих Создателей. Я вижу красоту в каждом, вижу людей такими, какими они мечтают быть. Но она действительно прекрасна! Реальное и идеальное в ней так гармонично, так… Музыкально. Она похожа на легкую, нежную мелодию. Для нее подойдет звучание флейты. Сегодня я существую только для нее. Только для нее.
Она прекрасна. Нет никого, кто мог бы сравниться с ней. Какая она нежная! Ей хочется моей нежности и ласки – о, с какой радостью я буду тем, кто ей нужен!)
(- Имя.
- Марис.
- Род занятий.
- Работал в Доме развлечений «Радуга».
- Происхождение.
- Оставьте меня в покое.
- Происхождение.
- Зачем вы спрашиваете меня об этом? Я не понимаю смысла ваших вопросов…
- Происхождение.
- Что вы хотите от меня услышать?! Бога ради, я не…
- Добавить.
- Нет! Не… пожалуйста, я не… Нет! Не надо, нет! Я… я – полукровка, вы это хотели услышать? Но ведь это же не происхождение, это…
- Цель нахождения в Городе.
- Я не понимаю…
- Добавить.
- Но я действительно не понимаю! Почему у меня должна быть какая-то цель?! Прошу вас, не… не на… Нет!…
- Цель нахождения в Городе.
- Я не знаю… У меня нет цели… Я просто живу… Поверьте мне!
- Добавить?
- Не надо! Что вы хотите от меня услышать?! Что я… Я даже представить не могу, какую цель мне выдумать, чтобы вы… чтобы… Чтобы меня больше не трогали…
- Выдумывать не надо, нужно сказать правду, и никто тебя больше не тронет.
- Но я говорил правду! У меня нет никаких целей, я просто живу. Какая цель может быть у меня?!
- Увести. Он, кажется, еще не созрел, чтобы правдиво отвечать на вопросы.)
Они шли так, словно весь Город принадлежал им одним. Одинаково одеты – темная форма, конечно, форма, что же еще. Непривычно, он не страшно, вернее – не это страшно. Что-то другое, что-то… Да что же?! Кто это?
- Полиция. Парень, ты откуда такой?
Улыбнуться. Улыбайся же, кретин!
- Как хорошо Вы думаете о нашем добром мире! По-вашему на Окраине полицейские тоже ходят в форме?
- А, вот ты кто… - Толстячок смотрит на меня до смешного покровительственно, словно уж он-то живет в самом что ни на есть Центре! А на деле… А вот на деле этот симпатяга в нелепой шляпе колокольчиком здесь всего-то третий раз в жизни. Но так даже к лучшему: он не подозревает во мне чужака. Слава Богу.
- А здесь ты что делаешь? – Интерес вполне безобидный. И выдает провинциала с головой: я уже знаю – старожилы Центра культивируют сдержанность.
- У меня здесь тетка, а у тетки – дочка… - От моей милой улыбки у меня свело щеку, но она необходима, эта улыбка: она моя единственная защита и единственное оружие в этой жизни. Единственное, но действенное, по крайней мере – пока. Вот, и толстячок купился – тоже улыбается до ушей. А уж хитро-то как!
- Молодец, парень! Ох, ты и жук! Дочка-то хоть хорошенькая?
Я не умею краснеть, поэтому отвожу глаза. В сочетании с моей улыбочкой это выглядит, как «милая застенчивость влюбленного провинциала» – именно то, чего толстячок от меня и ожидает. Он хлопает меня по плечу:
- Ну, удачи тебе, модник! – и поясняет: - Очки у тебя классные – самая модная штучка в этом сезоне!
- Спасибо, мне тоже нравятся… - бормочу я, и толстячок, вполне довольный беседой, уходит, даря мне на прощание свою мысль: «Ну, дочку эту он быстро окрутит! Вон какой синеглазый, девки таких любят…» Синеглазый… О, черт! Все-все, успокойся! Он уже ушел.
И эти прошли. Полиция. Ох, да что же так!… Выворачивает просто. Я не трус, но… Но это выше моих сил! Те, кто создал меня, неужели они не подумали о такой простой вещи? Неужели вы не подумали? Вы были так щедры ко мне, Создатели… Я могу раствориться в толпе, как соль в воде, я могу влюбить в себя любого, я могу уловить все тайные желания, настроения и мысли и я никогда не обману чужих ожиданий, но, Создатели мои, неужели война ничему вас не научила? Неужели вы так и не поняли, что в мире людей не эмпатия нужна, а защита?! Броня. Изнутри и снаружи. Чем мне защитить себя здесь? улыбкой? Или этими дымчатыми стеклами, каждое из которых я готов расцеловать?… Ведь они спасли меня сегодня. Пригасили рвущееся из глаз синее пламя – клеймо моей непохожести. Я неуязвим, но лишь до тех пор, пока спокоен. Пока сердце не взламывает ребра от страха или счастья. До тех пор, пока мои глаза остаются темными.
Они напугали меня. Не могу понять, чем именно, да и не стоит думать об этом сейчас. Я еще не один, не за запертой дверью, так что первым делом нужно успокоиться. Отдышаться. Осторожность – тоже своего рода защита. Особенно, если нет никакой иной.
***
Как все оказалось легко и просто! Вы были правы, Создатели мои: для той цели, ради которой я здесь, ваши дары подходят лучше всего. Милая улыбка, гибкое тело, искушенное в ласках – смешно так говорить о самом себе, но… Это ведь не совсем я, это… У людей я нашел подходящее слово – арсенал. Набор оружия и прочих штучек. Так что и улыбка, и тело – лишь только арсенал, только орудие. А я… Не знаю. Не знаю.
Я родился на стыке созвездий. На переломе. Сколько символики вокруг одного меня! Может, так и надо? Чтобы с самого начала помнил: я – Полукровка. Кажется, это обстоятельство должно было, по идее моих Создателей, сделать меня «своим для всех», но… Наверное, я – дефектный экземпляр, ха! С самого начала я помнил о том, что я – Полукровка, и с самого начала ощущал себя для всех – чужим. Мама не хотела, чтобы я родился. Нет, не так, зря я на нее наговариваю. Она, конечно же, хотела, но – дочь. Извечный материнский инстинкт – защитить свое дитя, особенно – еще не рожденное, особенно – от той участи, что меня ожидала. Участи… Но какой? Как назвать меня - воин? Смешно. Я не воин, но участвую в войне. Разведчик? Тоже не подходит – что я такое разведываю в Доме Развлечений, эротические пристрастия горожанок, что ли?… Тоже не то. Я… Я – пробный камень, эксперимент, попытка, не больше. Хотя, куда уж больше! Когда подбирали мне имя, искали то, что ближе всего к именам людей. Эти имена редко несут какой-то смысл, вернее, раньше наверняка несли, но с течением времени утратили его. Мое имя… Так вышло случайно, и все же… Мое имя переводится на язык сирен, на ваш язык, Создатели мои… На тот язык, что я – с рождения! – считал своим. На этом языке мое имя означает – надежда.
Я – надежда.
***
- Это сенсация, господа! Такого вы еще не видели, верите ли, я готов подарить его своей жене на день рождения!
- Однако… А Вы не боитесь, что…
- Господа! Это не человек, это мечта! Страшно жалко, что у него нет сестренки – такая девочка была бы украшением любого Дома!
- А мальчик что, хуже?
- О, что Вы! Но представьте, как работала бы такая пара!
- Вы заинтриговали меня. Он выступает сегодня, не так ли?
- Да, конечно. Он выступает каждый день.
«Он» – это я. Это я выступаю – сегодня и каждый день. О, как вы были правы, Создатели мои! О, как страшно вы были правы… Страшно? ну уж нет! Прекрасно. Великолепно! Я иду. Сегодня – большой день, Дом представляет новую программу. Мы должны не просто понравиться, мы должны покорить всю публику, всех и каждого! Женщин, многие из которых выберут меня, мужчин, которые решат подарить меня своим подругам, словом – всех. Вы ведь этого хотели, Создатели мои!… Самое смешное, что и я не против.
Я иду. Я – надежда, ставшая чужой мечтой.
Я был создан с одной целью – проверить, можно ли победить в войне, не воюя. Мы – я говорю так только о сиренах, ведь «мое племя», полукровки, уже стали прошлым, частью легенд и страшных сказок – мы не в состоянии вести войну по законам людей, мы совершенствовали самих себя, а не свое оружие. Сирены слишком тесно связаны друг с другом, в этом и сила их, и слабость: знания одного могут быть доступны всем, радость одного разделят все, но и смерть одного отзовется в каждом… Мы… Они… Нет, я не знаю, как сказать. В чем-то мы сходны, но в чем-то и различны – все же я не вполне сирена, да и человек из меня… Как минимум странный. По идее эти странности должны играть мне на руку, но… Бывает по-всякому. Создатели мои… Был ли я и для вас чужим? Или во мне вы видели только орудие? Никогда не посмею спросить вас об этом! Ведь это всего лишь страх, порожденный непониманием – не более того. Тут я похож на людей – разделенных и потому всегда одиноких. С самого рождения. В этом и слабость их, и сила: чувства одного закрыты от другого, любую мысль, любое душевное движение необходимо облекать в слова, несовершенные понятия, значение которых различны для всех… Но и боль одного не заденет других… Такая вот странная свобода…
***
О нем знали только одно – он фантастически хорош. И внешне, и на сцене, и – главное – в постели. Одна из многих женщин, кто был с ним, делясь впечатлениями с приятельницей, обронила, мол, этот парень не может быть настоящим, он больше похож на сладкий сон. «Или, вот,» – добавила она, - «раньше, говорят, в лучших Домах работали такие специальные создания – их еще называли полукровками, может, из-за сирен, но они, говорят, такое умели!… Вот и об этом пареньке можно будет дочкам сказки рассказывать. Чтоб завидовали!» Кто знает, как и из чего складываются легенды? Но Марис, «золотой мальчик», «мечта, а не человек» и т. д., за короткий срок успел стать почти легендой среди обитателей Восточного Центра. Как, впрочем, и Северного. Разве что на Окраинах, где людям в большинстве своем не хватало времени и денег для посещения Домов Развлечений такого класса, еще не слышали о «диковинке из «Радуги»! Дом Развлечений «Радуга» славился тем, что «здесь Вам предоставят весь спектр наслаждений», и те, кто (в силу разных причин) не мог рассчитывать на физическую близость с Марисом, приходили в восторг от его пения и игры на флейте. Словом, были все условия для того, чтобы на Мариса началась «мода», причины возникновения которой порой не менее причудливы, чем у какой-нибудь легенды.
***
- Марис! Ты чего так сидишь? Эй, что с тобой?
- Нора? Скажи… Скажи, что я сегодня не выйду…
- Ты с ума сошел?! Марис, ты сошел с ума? Как это – ты не выйдешь? Ты что, заболел?
- А?… Д-да…
- Что с тобой?
- …Голова болит.
- Так сильно?
- Жутко. Глаза открыть больно.
- Знаешь, а давай я тебе таблетку принесу, а? Классное средство, мне за пять минут помогает! А то там уже полный зал, а ты же у нас – гвоздь программы…
- А кто пришел?
- Да полно народу! Ну, издатель с женой, потом, директор третьей верфи – эта тетка на тебя еще с прошлого раза запала, помнишь? Ну, кто еще… Аристократия всякая, потом эти, как их… Не помню, короче – тоже шишки. А, еще три полицейских чина, двое – какие-то новенькие, а одного я знаю, козел такой старый, вечно со своим зарядником шляется, даже в постель с собой эту пакость берет, представляешь?
- Зарядник? Штырь такой белый, да?
- Н-ну да… Блин, Марис, ты как будто вчера родился! «Штырь, белый»… Штырь – это ручка, ну, рукоятка, там всякие батарейки, эти, как их… Элементы питания, вот! А рабочая часть – это такая длинная, вроде кнута, штука… Правда, она, если надо, как-то закрепляется, тогда зарядником можно метра за три человека достать…
- Человека?
- Ма-а-рис! Ну, не притворяйся ты, а? Или ты…
- Я не притворяюсь, Норочка, я тебя не слышу почти. Что ты там про таблетку говорила?
- Ой, я балда! Прости ради Бога, я уже бегу. Потерпи, одну секундочку!
...Зарядник, значит. За три метра человека можно достать… Ну-ну. Не знаю, что насчет человека, а вот меня достать получилось и с большего расстояния! Все же моя эмпатия меня в итоге и доконает. Но – спасибо Норе – сейчас уже не так страшно. Смешное я существо! стоит разложить страх на составляющие, и мне уже легче. Да, намного легче, думаю, что можно будет не беспокоиться по поводу выступления. Теперь я не боюсь – значит, и на сцене не испугаюсь. Тогда, еще «до всего», когда я только обживался в Городе, да, точно, когда нарвался на толстячка в шляпе-колокольчике, меня ведь именно эти зарядники напугали… Белые штыри, матово-белые, как высушенная кость. Не форма, не строй – зарядники. И – лица. А сегодня что? Наверное, сначала лица, а уж потом я и зарядники разглядел… Но – к черту всю эту канитель! Мне скоро на выход!
- Норочка, кто сейчас на сцене?
- Ожил? Может, все-таки возьмешь таблетку? А на сцене… Айша с Леей. Вернее, Лея с Айшей. Тогда я пойду, а то после них девчонки танцуют, а я еще второй глаз не накрасила.
- Конечно! Спасибо тебе, Норочка!
- За что? Смешной ты, Марис!
Норка… Это кто еще из нас смешнее! «Айша с Леей» - естественно, в ее возрасте белая питониха Айша важнее Леи, с которой они гримерку делят! Ну, а после девочек уже и мое время подойдет, так что... Где тут мои шмотки?
«Радуга», как и прочие Дома такого уровня (еще пять, если говорить точно: «Розовый Сад», «Ярмарка», «Звезда», «Нагой Ангел» и «Колесо Превращений»), была целым комплексом: не только залы (для танцев и - отдельно - для выступлений), ресторан и «приватные комнаты», но и квартиры для артистов, предоставляемые за вполне приемлемую плату - 2% от заработка. 12 квартир в две или три комнаты со всеми необходимыми удобствами располагались на двух последних этажах здания Дома, но заняты были только шесть, так как большинство артистов, жители Восточного Центра, предпочитали собственное жилье, более комфортное - или более привычное. Семеро обитателей шести квартир пользовались «гостеприимством» Дома по разным причинам. Для Леи, у которой была еще квартира в Южном Центре, причиной стала ее «коллега» - белая питониха Айша: ездить с такой зверюшкой каждый день на работу весьма проблематично, а оставлять Айшу неделями без присмотра... Рискованно, особенно если учесть, в каком «тесном контакте» проходят выступления! Семнадцатилетняя Нора сбежала из-под родительской опеки, танцовщицы Юта и Марэн - от соседей, невзлюбивших эту парочку; Алеф, иллюзионист, и виолончелист Йорган просто экономили на аренде, а Марису, по его собственным словам, было «все равно, где жить, лишь бы не на Окраине». Днем, в свободное от репетиций время, народ собирался в холле верхнего этажа. Играли в карты, болтали, порой даже отмечали дни рождений, словом - общались. Почему-то самой частой темой разговоров были воспоминания детства - странно, но даже Норе было, о чем вспоминать, хотя уж ее-то детство даже и окончиться толком не успело! И еще одна «странность» - Марис в основном слушал, хотя для жителей Центра прошлое «человека с Окраины» представлялось чем-то необыкновенным и очень романтичным. Его пытались разговорить, но почти без успеха: Марис только отшучивался. Та часть Города, где, по собственным словам, Марис жил до переезда в Центр, - Юго-Восточная Окраина - была наиболее беспокойным местечком мегаполиса. Там постоянно вспыхивали какие-то беспорядки, одни группировки выясняли отношения с другими; муниципалитет там периодически что-то перестраивал (зачастую - без толку), словом - Юго-Восточная Окраина не являлась идеальным местом для жизни. Особенно - для существа, подобного Марису.
- Нет, ты все-таки расскажи, как ты там жил?
- Обыкновенно. Поверь - совершенно обыкновенно. Только гораздо скучнее, чем теперь.
- Не верю! Там же всякие... Банды, прочее... А ты был в банде? Марис, скажи, был?
- Вот еще. Да и кто бы меня взял? Норка, все эти романтические сказки...
- Почему сразу - сказки?
- Потому. На Окраинах такая же жизнь, как и везде... Почти такая же. Только больше грязи, скуки и канители, а так...
- Ну, Марис, на вас глядя, про грязь как-то не думается... Ваши аристократические манеры...
- Спасибо, конечно, но... Мне просто повезло.
- В чем?
- Ой, Марис, а может, ты - незаконнорожденный принц?
- Норка! Сказок меньше читай!
- Да ладно тебе, Юта! Может, это правда! Марис, скажи, я угадала?
- Нет, конечно. Что за ерунда! Откуда в наше время принцы? Хотя я, конечно могу ручаться только за мамину линию...
- Что за «линия»?
- ...Линия родословной, Йорган... Так что в одном ты права, Норка, я действительно незаконно-рожденный, но уж точно - не принц. А повезло мне с учителем, и весь мой аристократизм - только его заслуга. Его школа танцев была самой лучшей на Юго-Востоке... Если бы не пьянство - не я учился бы в его школе, а детишки из Центра! А так...
- А как звали твоего учителя? А то мой тоже здорово прикладывался, потом и класс его закрыли. Может, он и тебя учил?
- Вряд ли... Ты ведь из Центра, Юта? К тому же, когда ты училась, я уже сам учил...
- Ты?
- Недолго. На Окраине танцы и хорошие манеры мало кому нужны. Это же - не боевые искусства! Так что я постарался перебраться в Центр, и, как видите, мне повезло. И вот я здесь!
- Мало кому из ваших так везет.
- Да, это верно, Вы правы, Йорган. Большинство как-то незаметно пропадает... Или - пополняет ряды обитателей Портовых Кварталов, ну... Что тут сказать? Люди с Окраин на многое готовы, лишь бы не возвращаться. Так что, видишь, Норочка, никакой особой романтики! А теперь простите, господа, я вас покину.
Не сейчас! Все хорошо, я спокоен, я легко улыбаюсь, я иду, а не бегу, все хорошо... Наши, молодцы, ни задерживать не стали, ни спрашивать. Мы, чужие игрушки, ценим и уважаем потребность в уединении - и не только свою, ведь не так уж часто оно нам достается! Вот так. И дверь запереть. Никого? Ну, конечно же, кому бы тут быть, кроме одного идиота... Вот и... о, Боже! На диван, да, вот так и лежи... Идиот! Какой же я идиот! Дур-рак, тупица! «Наследственная линия», ты бы им еще про хромосомный набор рассказал!... Мальчик, блин, с Окраины! А учитель? Еще бы Юта не спросила - счастье хоть, что я имени не назвал! Марис, ты идиот! если уж забираешься в чужие души, то головой своей-то думай!... Ох, да что же так... даже не вздохнуть! И успокоиться не получается - заколдованный круг какой-то!.. Ладно, ладно, все уже... Да и не так уж плохо в итоге получилось! «Линия родословной», а что? вполне подходящая для провинциала речевая ошибка... А то нашли, понимаешь ли, аристократа! «Незаконнорожденный принц» - ну, Норка! Кто бы мог подумать...
Да, Создатели мои, это была хорошая идея: «мальчик с Окраины» - никто, ничто и звать никак... А главное - никаких «знакомых из прошлой жизни», гарантировано. Оно и понятно: там такой муравейник!... Подумать только - до чего романтические ходят о нем легенды... И до чего, оказывается, всем теперь любопытно послушать про мое «Окраинное детство»... Насочинять им, что ли , чего-нибудь... Ладно! насочинялся уже! Впрочем, можно что-нибудь придумать - на всякий случай, в тишине и покое, что-нибудь нейтральное и неприметное. Может, после этого наших перестанет интересовать мое детство...
Мое детство... Мое настоящее детство... Как о нем рассказать? О прекрасных островах далеко в океане, о подводных городах, о звездах и дельфинах, о том, как пахнет ветер на рассвете, о мелководье, просвеченном насквозь полуденным солнцем, о невероятных оттенках закатного неба... И об одиночестве. О полном одиночестве, столь полном, что иного способа жизни себе и не представляешь... И даже не мечтаешь об иной доле - потому, что не знаешь, что это - иное!... Помните, Создатели мои, вы учили меня тому, что сиренам с рождения - как дыхание! - свойственно: входить в «хоровод» объединенного сознания... Помните? я - помню. Жуткую панику, когда почувствовал первое прикосновение чужого разума, чужой души; свои нелепые, робкие попытки удержаться, удержать - так неопытный пловец, судорожно закидывая голову, бьется в волнах, цепляясь за скользкую доску... Я не говорил вам, но я помню: чью-то - я не знаю, чью, и не хочу знать! - брезгливость, словно для этого кого-то я был выброшенной на берег медузой, жалкой и противной... Тогда я не удержался в общем «хороводе» - меня вышвырнуло вон... Наверное, тогда я понял, что обречен быть чужим - даже для вас, Создатели мои! Даже для вас... Вы не помните? - я помню: ребенок одиннадцати лет, с уверенной улыбкой говорящий: «В следующий раз я продержусь дольше!»... Поверили ли вы моей улыбке?...
Нет, я не плакал - ни тогда, ни потом, в тот «следующий раз», когда и войти-то не получилось из-за страха вновь почувствовать себя медузой на берегу... Нет, я не плакал. Эта боль оказалась уже - за пределом слез...
Конечно, я научился - трудно и медленно, с потом и кровью, но - научился входить в «хоровод» самостоятельно. Я и сейчас могу, если станет совсем уж тяжело, позвать, попросить о помощи. Да, я могу и у меня есть на это право, но я не воспользуюсь им - разве что умирать буду! Нет, не из страха. И не из гордости - что мне гордость! перед вами я всегда был и останусь «всего лишь Полукровкой», вечным учеником, не более... Просто - в память об одном дне. Дне, когда я в первый раз прошел весь «хоровод». Какой это был восторг, какое счастье: я могу и я - не один!
Сначала - могу, а потом - волной, приливом, крылом рассвета: не один! Я больше не чужой - что еще мне могло быть нужно! Разве что - то последнее прикосновение,... когда иная, но самая близкая, самая родная мне в тот миг душа коснулась меня - словно по голове погладила: «Молодец, малыш. Ты здорово вырос, дружище, ты здорово вырос!» - и всё... Ради счастья этого воспоминания я выдержу все, что угодно! Все, что угодно, Создатели мои. Я выдержу.
***
Вечер. Абсолютно обособленное время, словно длинное тире между суетными деловыми днями. Вечер и ночь, что идет следом - дивной феей в сверкающем плаще или уютной пушистой кошкой на мягких лапах - кому что! Но вечер - это вход в иной мир, разный, но необходимый всем мир снов и фантазий, мир передышки, мир бегства от реальности - хоть какого-то! Вечер. Он уже здесь, дверь открыта, входите! Это - только ваш вечер, ваш иной мир, вы свободны в нем! Конечно, если вы - свободны...
А для тех, кто делает вечер - вечером, праздником, иным миром, что ж, для этих есть иные утешения. Подсчитывать выручку, например, или срывать аплодисменты... Или - просто наблюдать за пестрой переливающейся толпой, что проходит мимо... Кому что!
(Она прекрасна. Это – мой счастливый дар, умение, свойственное мало кому из людей и абсолютно естественное для моих Создателей. Я вижу красоту в каждом, вижу людей такими, какими они мечтают быть. Но она действительно прекрасна! Реальное и идеальное в ней так гармонично, так… Музыкально. Она похожа на легкую, нежную мелодию. Для нее подойдет звучание флейты. Сегодня я существую только для нее. Только для нее.
Она прекрасна. Нет никого, кто мог бы сравниться с ней. Какая она нежная! Ей хочется моей нежности и ласки – о, с какой радостью я буду тем, кто ей нужен!)
(- Имя.
- Марис.
- Род занятий.
- Работал в Доме развлечений «Радуга».
- Происхождение.
- Оставьте меня в покое.
- Происхождение.
- Зачем вы спрашиваете меня об этом? Я не понимаю смысла ваших вопросов…
- Происхождение.
- Что вы хотите от меня услышать?! Бога ради, я не…
- Добавить.
- Нет! Не… пожалуйста, я не… Нет! Не надо, нет! Я… я – полукровка, вы это хотели услышать? Но ведь это же не происхождение, это…
- Цель нахождения в Городе.
- Я не понимаю…
- Добавить.
- Но я действительно не понимаю! Почему у меня должна быть какая-то цель?! Прошу вас, не… не на… Нет!…
- Цель нахождения в Городе.
- Я не знаю… У меня нет цели… Я просто живу… Поверьте мне!
- Добавить?
- Не надо! Что вы хотите от меня услышать?! Что я… Я даже представить не могу, какую цель мне выдумать, чтобы вы… чтобы… Чтобы меня больше не трогали…
- Выдумывать не надо, нужно сказать правду, и никто тебя больше не тронет.
- Но я говорил правду! У меня нет никаких целей, я просто живу. Какая цель может быть у меня?!
- Увести. Он, кажется, еще не созрел, чтобы правдиво отвечать на вопросы.)
ты читаешь мои мысли...
я подробнее постараюсь написать завтра, на свежую голову, и элементы совпадения тоже. Обязательно.
Этот мир есть, как оказалось...
А впрочем - я тоже думал, что он - есть. Где-то.... Вот, спасибо за подтверждение!
****
комнаты - да, апартаменты - здание в энное количество этажей. последний занимает хозяйка. предпоследний - "звезды", т.е. самые популярные. комнаты-квартиры отдельные, но построение несколько иное - т.е. первая комната - для приема гостей-клиентов - что-то типа будуара - а за ней - за этой большой комнатой - дальше жилые помещения - спальня, в которой можно просто спать, комнаты для отдыха и прочее. И живут там все на несколько м.б. принудительных основаниях - работаешь, будь любезен, обитать здесь, чтобы не ушел, не сбежал и т.п.
Не знаю, насколько это все правильно.
****
надо что-то подумать про возраст, потому как не слишком ли шикарно будет - "вражеский стан" выжидает 30 с гаком лет, чтобы только выпестовать одного-единственного разведчика? впрочем, не знаю, может быть, им ничего и не оставалось? вот тут у меня туманно, если честно...
****
"она - прекрасна" - если можешь, поясни хотя бы примерный дальнейший ход - о ком и т.п., чтобы, если что, у меня была возможность подхватить, хорошо?
я также постараюсь на неделе закончить пару сцен и кинуть тебе их сюда. Кстати, на мыло так и не дошли тексты
От меня будут тексты - ссылки-казни и освобождения. Не знаю, как получится, получится ли...
****
и еще вопрос - флейта?
м.б. все-таки скрипка? я не настаиваю, просто спрашиваю, ага?
почему я про скрипку говорю.. у меня многое было написано под альбомы Yuki Kajiura - послушаешь, на тех дисках будут мп3, рано или поздно оно до тебя доберется, я верю
Насчет возраста - не оставалось им нечего другого, как я думаю. Ну, и потом - кто сказал, что за эти 30 лет "вражеский стан" больше ничего не делал, а только разведчика пестовал? Может, они вели вполне активные диверсии, а может (кстати, вот это каэется мне более реальным) они как раз-таки затаились, дабы их разведчику не сталкиваться с всякими пакостями, типа тотальных проверок на уровне ДНК или чего подобного. То есть - созавали условия для внедрения. А?
"Она прекрасна" - теоретически это та самая, на которой Полукровка "прокололся"... Вот ведь. Но дальше этой зарисовки нет ничего, даже в мыслях...
На мыло отправлял на писемнет - может, с самим ящиком проблемы?
А флейта... Ну... Пусть будет, а? Он сам - как флейта! Или это про "мелодию флейты"? Тогда без разницы, можно и скрипку. Просто - я его именно так вижу: на сцене, в луче света, с флейтой у губ...
мяу...
*кстати, не могу найти план-наброски, только куски... у тебя остался? а то память моя подводит меня с каждым днем*
насчет возраста... мне тут вот что подумалось... учитивая, что он был один - это раз (единственный такой), учитывая предысторию... м.б. обернуть так - что учили и приглядывались? Не знаю, в общем. Насчет ДНК и прочего, думаю, тут ты куда лучше меня разбираешься
"она прекрасна".. знаешь, у меня сейчас в голове почему-то два эпизода. Один - с ОЧЕНЬ "большой" аристократкой - молодой и очень красивой девушкой, которая, несмотря на запреты, все-таки заказала для себя полукровку... другой вариант - попроще, стандартный, так сказать... вот я думаю, сделать оба, посмотреть, что получится... или как?
насчет ящика - на всякий случай, дублируй на [email][email protected][/email].
Ну флейта, так флейта